| |
Последний звонок
Мой последний школьный звонок, как давно он прозвучал! И сегодня, когда нынешние молодые отмечают прекрасный этот праздник, память невольно возвращает меня к событиям тех далеких лет.
Помню, как в такую же июньскую ночь, в далеком шестьдесят четвертом, толкаясь и хохоча, шли мы по набережной Москвы-реки, окутанной предрассветной дымкой, как жали купленные накануне остроносые румынские ботинки, как на Красной площади встретился нам Никита Сергеевич Хрущев, выходящий из Спасских ворот в наброшенном на плечи кремовом пиджаке.
- Гуляете, пидарасы? - ласково спросил он.
- Гуляем, Никита Сергеевич, - радостно загалдели мы в ответ.
- Глядите у меня. Ну ладно, дайте, что ли, закурить.
- Свои, Никита Сергеевич, иметь надо.
- Ну, выпить-то хоть дадите, дьяволы?
- Это можно.
Расположились на травке, прямо за мавзолеем. Запалили костерок, достали припасенное спиртное. Хрущев вынул из кармана завернутый в чистый платок кукурузный початок, махнул полный стакан, с хрустом закусил.
На его простоватом мужицком лице появилось мечтательное выражение.
- Эх, ребятки, вы мои ребятки, гляжу я на вас и думаю, какие же вы все-таки счастливые. Все дороги перед вами открыты, любую выбирай.
- Ну вот, завел свою дуду, - недовольно буркнул кто-то.
Хрущев не расслышал или, может, сделал вид.
- Вот ты, к примеру, - показал он на Сашку Мельникова, - кем хочешь быть?
- Брокером, Никита Сергеевич.
- Брокером, это хорошо, брокер на селе сегодня первый человек. Ну, а ты? - обратился он к Люське Кривцовой, бессменному нашему комсоргу с восьмого еще класса.
- Путаной, - зарделась Люська, - я еще в первом классе решила.
- Нужная профессия, - одобрил Хрущев, - но много знаний требует, не просто, дочка, тебе придется. А родители как?
- Представляете, папа сначала ни в какую, но мы с мамой его все-таки уговорили.
- А ты, кучерявый, что скажешь? - вопрос адресовался уже Изе Гутману, известному на всю школу драчуну и бузотеру.
- В Институт международных отношений поступать буду. На дипломата выучиться хочу.
- Ну-ну, - неопределенно произнес Никита Сергеевич, покосившись на характерный Изин профиль.
Со стороны реки тянул легкий ветерок, мимо, печатая шаг, прошел на смену кремлевский караул.
- В такую ночь, да чтоб без песни, - молодо сверкнув глазами, сказал Хрущев, - гитару-то взяли?
- А как же...Куда ж без нее...Гитара у нас всегда при себе... - послышалось с разных сторон.
Хрущев бережно принял в руки инструмент, любовно погладил, задумчиво тронул лады.
- Что б вам спеть такое, вы уж, небось, и песен-то наших не помните, все больше Бабаджанян да Пахмутова, - проворчал он. - А вот послушайте-ка эту. Мы ее детишками еще пели, когда в ночное, бывало, ходили.
Он прикрыл глаза, словно вызывая в памяти то далекое время, и медленно начал неожиданно высоким и сильным голосом:
"Уэн ай файнд майселф ин таймс оф трабл,
Мазер Мэри кам ту ми,
Спикинг вордз оф уиздом:
Лет ит би".
Ребята притихли, задумались каждый о своем. Жизнь, в которую нам только еще предстояло вступить, казалась огромной и бесконечной, как это небо, на котором уже начали постепенно бледнеть далекие звезды.
"Энд ин май анауэр оф зе даркнесс
Ши из стендинг райт оф ми,
Спикинг вордз оф уиздом:
Лет ит би".
Древняя, как сам мир, мелодия, удивительный незнакомый язык буквально переворачивали душу, наполняя сердца волнением.
Внезапно рубиновая звезда на Спасской башне, отделившись от вершины, начала медленно скользить вниз.
- Ребята, ребята! - закричала Люська. - Смотрите, она падает! Давайте загадаем желание.
- Ну, - обратился к нам Хрущев, прервав исполнение, - какое желание у нас с вами главное на сегодняшний день?
- Чтоб коммунизм наступил поскорее! - крикнул кто-то. - Вы ж сами говорили, нынешнее поколение советских людей...
- Правильно говорите, - поддержал Никита Сергееевич. - Мы вот всё ругаем молодежь, а она вон у нас какая. Ну что ж, лет, как говорится, ит би, лет ит би...
- Лет ит би-и-и-и, - хором подхватили мы, не понимая смысла слов, но сердцем чувствуя, какая высокая правда заложена в них.
Как же давно это всё было, а кажется, будто вчера.
Мои университеты
"Меньше знаешь - крепче спишь" с присущей ей лаконичностью утверждает народная мудрость. Под этой максимой охотно подписался бы Буратино, да и я, честно говоря, до недавнего времени полагал так же. И вот как гром среди ясного неба грянула весть. Пытливые американские исследователи установили, что люди, получившие в молодости высшее образование, в старости значительно меньше подвержены депрессиям, чем их ровесники, закончившие церковно-приходскую, скажем, школу.
Не знаю, не знаю. Утверждение, по-моему, в высшей степени спорное. Годы, проведенные в стенах высшего учебного заведения, каковым в моем случае являлся Ленинградский институт киноинженеров, навсегда подорвали мою и без того хрупкую психику. В эти мрачные стены меня привело рано оформившееся желание разминуться с армейской службой или хотя бы отодвинуть эту перспективу на несколько лет. Заочное обучение предоставляло в то время такую возможность. Отрывочные знания, полученные в школе рабочей молодежи, не позволяли всерьез ставить вопрос о дневной форме обучения. К тому же родители, потомственные гуманитарии, вдоволь нахлебавшиеся в этой жизни, настаивали, чтобы я непременно поступал в технический вуз.
"Это обеспечит тебе верный кусок хлеба, - говорили они. - Инженер - это замечательно. Ты будешь сидеть за кульманом и приносить посильную пользу народному хозяйству. Пройдут годы, сынок, и ты станешь старшим инженером, а там, чем черт не шутит, и ведущим. И сам уже будешь вести обычных инженеров по извилистой дороге технического прогресса".
"Нет, нет! - яростно отбивался я. - Отстаньте от меня, я хочу поступать на факультет журналистки, хочу ярким сочным языком описывать в художественной форме трудовые подвиги сталеваров, суровые будни китобоев, бессонные ночи работников милиции!"
"Посмотри на себя, - смеялись родители, - твоя тройка по русскому - результат нашего совместного похода с директором в ресторан "Узбекистан", твои причудливые представления об истории родной страны никак не вписываются в требования даже самых либеральных экзаменаторов, а откуда взяться им в Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова - Ломоносова, заметь, а не Шолома Алейхема, и с этим тоже приходится считаться".
Паллиативное решение предложила бабушка. В очередной раз изучая длинный список московских учебных заведений, она и наткнулась на заочное отделение ЛИКИ. "Замечательное интеллигентное место, - объявила она. - Это как раз то, что мальчику надо. С одной стороны инженер, а с другой - кинематографист".
Бальзамов и ополаскивателей в одном флаконе в то время еще не водилось, но суть бабушка уловила точно.
На вступительных экзаменах я получил три пятерки и одну четверку. За все последующие годы обучения пятерок больше не получал, а четверка была одна - по политэкономии. Моя техническая идиотия протекала в тяжелой форме. Шесть долгих лет, ежечасно проклиная судьбу, я вслушивался в непонятные слова, вглядывался в недоступные разуму формулы, искательно заглядывал в суровые глаза преподавателей, и лишь популярная телепередача "Служу Советскому Союзу" была мне опорой в учебном процессе. После завершения этого кошмара я таки пошел в армию, где наихудшие мои опасения доскональным образом подтвердились.
Старость не за горами. В эту золотую пору я вступаю тяжелым ипохондриком, угрюмым мизантропом, склонным к острым депрессивным состояниям. Сообщение об открытии американских шарлатанов слегка развеселило меня. Боюсь, однако, что ненадолго.
Игорь ИРТЕНЬЕВ.
|
|