Со времени самой страшной аварии в истории атомной энергетики прошло 15 лет. Круглая дата — хороший повод вспомнить, как всё было, и задуматься над тем, как не допустить повторения подобных трагедий. В Троицке живут не только ликвидаторы аварии на Чернобыльской АЭС, но и участники других событий, связанных с тяжёлыми радиационными последствиями: это — «Маяк», Семипалатинск, «подразделения особого риска», переселенцы из радиологически неблагополучных районов страны. Мы публикуем фрагменты их воспоминаний.

Ежедневно, без выходных, колонна автобусов доставляла нас на работу в 30-километровую зону Чернобыля, где мы находились по 12-14 часов в сутки. По дороге мы видели мертвые села, сотни метров рыжего леса, сожженного радиацией. А вокруг — тишина, от которой становилось как-то не по себе.

Со всех концов страны откликнулись люди на всеобщую беду. Это был единый, монолитный коллектив, где ни для кого не было привилегий ни в одежде, ни в пище, ни в жилье.

По роду работы мне периодически приходилось бывать в Припяти, непосредственно на станции. Невозможно забыть лица «ликвидаторов», порой даже забывавших о защитных средствах.

Радиация не имеет ни вкуса, ни запаха, и только хриплые наши голоса свидетельствовали о ее избытке в воздухе. Сегодня с нами нет уже многих «ликвидаторов», большая часть оставшихся в живых — инвалиды, а остальные, конечно же, имеют хронические заболевания, связанные с радиацией.

Я обращаюсь ко всем инстанциям в г.Троицке, которые непосредственно связаны с выполнением Закона по льготному обслуживанию «ликвидаторов». Будьте добрее и внимательнее к нам!

Я был первый и.о. начальника МСЧ №126 (Припять), который в мае 1986 г. заменил местного руководителя. Располагались медики в пионерском лагере «Сказочный», недалеко от Чернобыля. Когда мы начали обследовать и чистить наше здание внутри, то оказалось, что самыми грязными комнатами были помещения бригады биофизиков-дозиметристов. А объяснялось все просто: дозиметристы даже оборудование тащили к себе.

Перемещаясь по 30-километровой зоне, нельзя было не видеть, как много людей находилось на территории, где требуются особые меры безопасности. Только аврал, незнание последствий могут объяснить такое «неэкономное» использование людей. Наиболее грамотно все работы и сохранение людей проводило Министерство среднего машиностроения. Руководство министерства поселило людей для отдыха на значительном удалении от очага заражения, в районе Тетерева (Песковка, Бородянка), Иванково. Транспортные проблемы были, но до 12 часов в сутки люди были вне 30-километровой зоны.

Я бы не поверил сегодня, что за такой короткий срок люди смогут выполнить такой объем работы. Но уже к 6 июня начали работать СЭС с баклабораторией, биофизическая лаборатория, был развернут стационар на 80 коек. Когда появился стационар, сюда начали собираться медработники МСЧ №126, которые разъехались по всему Союзу ССР во время эвакуации Припяти. Состояние было нервное. Плохо спали, иногда находили где-то водку, вино (в 30-километровую зону завоз спиртного в целях безопасности был запрещен), чтобы как-то «разрядиться». И трудно кого-то осуждать за это.

Мы были на ликвидации «последствий аварии». Правильнее было бы говорить не о «последствиях», а о самой «аварии», так как это не пожар, не землетрясение, которые свершились и оставили «последствия», а сами как фактор ушли. Радиационные аварии никак нельзя с ними сравнивать. И не только потому, что 4-й блок ЧАЭС и сегодня еще «дышит». Вся территория, на которой работали люди, представляла для них невидимую постоянную опасность. Так что, вводя «последствия», политики продолжали начатый обман. Психологически легче воспринимается, когда говорится «последствия», а не «авария».

4-й энергоблок взорвался в 1 час 23 мин. 43 сек. 26 апреля 1986 г. В ликвидации последствий принимали участие 835 тысяч военнослужащих и гражданских специалистов из всех республик бывшего СССР. В первые же месяцы сюда приехали 54 жителя Троицка. А всего за период 1986-90 гг. — 85 человек.

В нашем городе проживают бывшие руководители Управления строительства №605: И.А.Дудоров, В.В.Горбачев и др. На УС-605, подразделение Минсредмаша СССР, была возложена задача закрыть 4-й энергоблок ЧАЭС сооружением, которому впоследствии было дано экзотическое название «саркофаг». В возведении его принимали участие монтажники, бетонщики, электросварщики, руководители работ, большой отряд научных сотрудников. В ИАЭ им. Курчатова была создана постоянно действующая комплексная экспедиция для научного и технического обеспечения работ по устранению аварии, в состав которой входили и сотрудники ФИАЭ: В.Д.Письменный, В.М.Борисов, А.Виноходов, В.П.Киселев и др.

Медицинское обслуживание «ликвидаторов» налаживал Л.М.Головаха, трижды в 1986 г. направлялся на ЧАЭС для выполнения ликвидационных работ М.А.Язловский, дважды — А.П. Каукин, Ф.Х.Галеев. В 1987 г. в работах на ЧАЭС принимали участие наши женщины: Н.Г.Воронина, Е.Б.Котлярова. Многие из жителей нашего города получили высокие дозы. В результате выполнения спецзадания 9 человек стали инвалидами 2-й и 3-й групп. При выполнении спецработ погиб П.Н.Бережных. В последние годы умерли В.М.Иванов, В.Е.Кучеров, добровольно ушел из жизни инвалид 2-й группы В.В.Чернов.

Я находился в зоне бедствия с 3 сентября по 17 ноября 1986 года в качестве сначала старшего инженера, а затем начальника режимно-секретной части режимного отдела. В моем подчинении было два бюро пропусков: одно располагалось в пионерлагере «Голубые озера» (в 90 км от Зоны), где обосновался штаб УС-605, второе — на автовокзале г.Чернобыля (в 15 км от АЭС). На нас возлагались оформление пропусков для личного состава и автотранспорта, ответственность за секретную документацию, а также взаимодействие с дозиметристами и дозиметрический контроль всей 30-километровой зоны. В зоне №5 (в районе 4-го блока ЧАЭС) я провел 54 часа.

Я руководил монтажными работами на 4-м блоке Чернобыльской атомной станции в октябре 1986 года. К этому времени уже существовала 30-километровая зона, внутри которой находились Чернобыль и сама станция. Город был превращен в базу строительно-монтажных организаций с хорошо налаженными службами — режимной, дозиметрической, медицинской, жилой, снабженческой, организованы базы по обслуживанию УС-605 автотранспортом и механизмами. Хорошо было налажено питание, кормили вкусно и быстро комплексным набором блюд, в добавках не отказывали. В первый же день я прошел медицинское обследование с анализом крови.

На ЧАЭС работали круглосуточно — в 4 смены по 6 часов. Город напоминал муравейник и был забит снующими во всех направлениях транспортом и людьми. Рабочей силой в основном были военнослужащие, призванные на сборы, ИТР — командированные из городов и предприятий Минсредмаша. Здесь я встретил много знакомых по прежним местам работы.

4-й блок уже одет в стальную 5-ярусную стену с 10-метровыми горизонтальными площадками, на которых стоят автонасосы, подающие бетонную смесь, которую беспрерывно подвозят на 1-й ярус стены КАМАЗы. Через «матюгальник» раздаются громкие команды, приглашающие бетоновозы на разгрузку, а иногда — и крепкие выражения в адрес нерадивых шоферов. Здесь, на площадке перед станцией, работает кран грузоподъемностью 600 тонн и высотой подъема груза более 100 метров. На другой стороне видны стрелы еще двух кранов. На площадке работают обшитые свинцовыми листами трактора «Беларусь». Громадным монументом стоит бездыханный «Камацу», радиоуправляемый. У него от радиации отказала электроника.

Я обратил внимание на красный цвет иголок сосен и елей, их перекрасила радиация. Верхний слой земли вокруг станции был снят бульдозером в сторону леса.

Мне посчастливилось (я не оговорился — посчастливилось) участвовать в качестве начальника УС-605 в сооружении Укрытия в 3-ю смену-вахту, с начала сентября до окончания строительства и сдачи его в эксплуатацию 30 ноября 1986 года. Срок, за который построено Укрытие, предельно минимальный — 7 месяцев со дня аварии, 6 месяцев со дня организации УС-605. Если учесть, что надо было выработать проектные решения, организовать коллектив, построить строительную базу, то на строительство самого саркофага ушло 4 с половиной месяца. За это время уложено в конструкции блока «Укрытие», в обыденном названии — 4-й блок, свыше 300 тысяч тонн бетона, более 6000 тонн металлоконструкций. В отдельные дни укладывали свыше 6000 кубометров бетона.

Но самое главное, что с добром вспоминается, — это люди. 11 тысяч рабочих и ИТР ежедневно трудились на возведении Укрытия. Самые квалифицированные инженерно-технические работники Минсредмаша, самые квалифицированные монтажники и механизаторы. С теплом вспоминаются рабочие, призванные на 6 месяцев в армию и направленные на стройку. А их было большинство.

Много в течение строительства Укрытия было разных критических моментов, много нештатных ситуаций, которые по ходу решались. Но самое главное, что вспоминается, — это четкая организация работ на каждом участке, высокая ответственность за порученное дело на всех уровнях — от рабочего до руководителя. Слов «нет», «не могу» на стройке не было. Было — «когда?», «что для этого нужно?»

29 августа 1949 года мой отец стал участником испытания первой советской атомной бомбы. Так началась его «командировка» на Семипалатинский полигон, продлившаяся долгих 14 лет.

Вскоре к отцу приехала моя мама. Мы с братом родились на полигоне, в гарнизонном госпитале. До демобилизации отца мы ни разу не выехали из гарнизона. Офицеры как правило получали путевки в санаторий и проводили свой отпуск там. А семьям выезжать было «не рекомендовано».

За время моего проживания на полигоне было произведено 266 ядерных взрывов в открытой атмосфере (138 воздушных и 128 наземных). Во время испытаний нас выводили на улицу — так полагалось по технике безопасности, ведь опасались прежде всего разрушений от ударной волны. В самом деле, не раз бывало, что после испытаний разрушались здания или вылетали стекла из окон жилых домов, появлялись трещины в стенах квартир. Не забыть, как мама зимней ночью кутала нас с братом в ватные одеяла (температура доходила до минус 50 градусов) и вывозила на санках в поле.

У нас у всех были очки со специальными затемненнми стеклами. Зрелище ядерного взрыва незабываемо: исключительно яркая вспышка, озарявшая при ясном солнце весь горизонт, превращалась в огромный растущий огненный шар, который быстро поднимался над землей, вытягивая за собой огненно-белый, меняющий окраску столб.

Перед отъездом из гарнизона в 1964 г. со мной и в школе, и дома были проведены серьезные беседы на предмет запрещения когда-либо кому-либо говорить, где я жила и что видела. Во всех моих документах значилось, что я родилась и проживала в г.Москва-400. Вплоть до официального рассекречивания Семипалатинского ядерного полигона мое детство оставалось военной тайной.