— Вас интересует то, что о Вас пишут в газетах?
— Честно говоря, нет. Не особо. Читаю да и все.
— В прессе был когда-то такой сюжет, что Вас обрабатывало общество «Память», считая Вас очень русским...
— Нет, такого не было.
— Вы, мол, еще ответили: «Мы не антисемиты, мы антиметисы».
— Да?..
— В 95-м году в «Троицком варианте» статья о КАЛИНОВОМ МОСТЕ так и называлась: «"Антиметисы" из Энска».
— Ну, может быть, я и говорил такое. Я не помню. Интервью — это ведь интервью, это не песни. А что касается «Памяти», то с ними у меня никаких контактов никогда не было.
— А как Вы в целом к этой проблеме относитесь — к национализму?
— Могу ответить следующее: хочется видеть Россию сильной державой. Вот так. А «национализм» это или что-то иное — пусть другие решают.
— Как Вам кажется, существует ли для России выход из сегодняшнего кризиса? Есть ли шанс возродиться? И если да, то каким путем?
— Насчет пути — я не знаю. Да и насчет шансов тоже не знаю... Мне кажется, что, пока наша земля рождает людей, наделенных чувством ответственности, такой шанс есть. Главное, чтобы каждый требовательно относился к самому себе. И тогда, быть может, возродимся. А через сколько лет, десятилетий?.. Не знаю. Астрологам я не верю — это вообще бред.
— Дмитрий, а как так получилось, что Вы, будучи в русском роке звездой первой величины, оказались в стороне от бешеной популярности? Не обидно, что кто-то сумел лучше раскрутиться?
— Ни в коем случае. Я считаю, что многое происходит так, как оно должно происходить. Главное, что человек прилагает какие-то творческие усилия, этим живет и дышит. А все остальное — последствия этого процесса.
— Вы сознательно продолжаете жить в Новосибирске? Ведь многие группы (свердловские, например) перебрались из глубинки в столицы.
— У нас нет возможности переехать.
— Возможности или желания?
— Возможности, скажем так.
— Вы всегда, в том числе и сегодня в прямом эфире, говорите, что не можете не ездить в Забайкалье, в свой Первомайск. Там лучше пишется?
— Песни пишу везде, если получается, но большинство из них — именно там.
— А как происходит процесс писания — с гитарой или за письменным столом?
— Ну как... Сижу и пишу. С гитарой и ручкой.
— Однажды на вопрос: «Что для Вас главное в Ваших песнях?» — Вы ответили: «Слово, конечно». По-прежнему этого придерживаетесь?
— Основа песни — это слово, мелодика и ритм.
— Бывают моменты, когда не пишется?
— Конечно, бывают. Я же не могу ежеминутно и ежесекундно писать.
— А случаются перерывы в полгода, в год?
— Случаются.
— И что Вы в такие моменты чувствуете?
— Ничего, потому что я занят организационными вопросами: репетиции, концерты, запись новых альбомов.
— Нет страха, что это закончится — песни перестанут приходить, начнется пустота?
— Страха нет. Я отчетливо осознаю, что чем дальше, тем реже они будут писаться. Существует юношеский период, когда фонтанируешь, пишешь каждый день. А потом проходишь определенные ступени и понимаешь, что ответственности больше, требования к языку другие. Все меняется, в том числе и приоритеты: поэты, на которых ориентируешься, мироощущение. Духовные вопросы давят, давят и давят — и песни, естественно, пишутся реже. А самоповтора не хочется... То есть того, чем занимается тот же Гребенщиков... Игрой в слова и в словосочетания.
— Бутусов говорил, что разочаровался в своих ранних вещах. «Шар цвета хаки» он назвал излишне злой песней. А как Вы теперь оцениваете свои произведения прошлых лет? Тот же «Сибирский марш»?
— Да... Тоже юношеский максимализм, конечно.
— Из чего состоит Ваша сегодняшняя жизнь?
— Из переездов (эти бесконечные броски: Забайкалье — Новосибирск — Москва), из репетиций, выступлений. Приходится решать очень много вопросов: где найти деньги, чтобы приехать в Москву и сыграть концерты; как заработать, чтобы вернуться назад.
— Неужели человек такого уровня решает подобные проблемы?
— Так ведь у всех групп какие-то трудности. У нас они — такие, у Юры Шевчука (позавчера с ним виделся) — свои проблемы, у Кости Кинчева — свои.
— Вы не назвали семью...
— Семья?.. Ну, семья — это и есть семья. Ребенок, конечно, имеется — все, как положено. Растет, ходит в школу...
— Семья в Новосибирске?
— Нет, в Москве. Приходится жить на два дома.
— Что сейчас читаете?
— Ну, летом вот Библию читал, Ветхий завет, Евангелия, жития Святых русских. До этого читал так называемую эзотерическую литературу, причем различную: от суфизма до языческих трактатов.
— Насколько Вы свободны от своего продюсера? Известно, например, что Ю.Айзеншпис «терроризировал» КИНО, гонял туда-сюда...
— Ну, что значит «свободны»? Если нужен репетиционный период —репетируем, получается концерт — едем и играем концерт, пишем альбом — значит, пишем альбом. Последнюю пластинку «Руда» мы записывали в Новосибирске.
— А кто решает, где и когда Вы выступаете?
— Директор. Там в общем-то и решать нечего: предложений не так уж и много.
— Как сделать, чтоб Вы в Троицке выступили? К кому обращаться надо?
— К директору.
— Иногда в наш небольшой город заносит очень известных людей. Недавно с ОПТИМАЛЬНЫМ ВАРИАНТОМ приезжал Липницкий. На вопрос: «Как сейчас раскрутиться молодой группе?» — он ответил, что вариант один: понравиться Козыреву — генеральному продюсеру «Нашего радио». Мол, монополия сейчас хуже, чем во времена «Мелодии». А что Вы думаете о способах раскрутки молодых групп?
— Я думаю, это лучше спрашивать у московских музыкантов — они живут в столице, владеют ситуацией... Честно говоря, не представляю, как группа может стартовать самостоятельно, без финансовой поддержки. Это не реально просто: сейчас действительно такая монополия! «Наше радио», MTV... Надо решать кучу проблем, чтобы группу узнали, показали, чтобы музыканты могли где-то записаться. У нас так сложилось: Стас [Намин] пригласил КАЛИНОВ МОСТ в Москву, предоставил нам студию по первой просьбе — в общем с интересом к нам отнесся...
— Как Вы смотрите на то, что под маркой «русского рока» «Наше радио» проталкивает Земфиру, Чичерину, Лагутенко — исполнителей, в песнях которых текст не играет никакой роли? Ведь главным достоянием отечественной рок-культуры всегда было Слово. Не находится ли она в духовном упадке?
— Вы, видимо, хотите, чтобы из поколения в поколение рождались люди, владеющие Словом. А ведь это редкий дар, дар от Бога... Эти люди подарили нам классику российской рок-музыки: такие группы как ЗООПАРК, АКВАРИУМ, АУКЦЫОН (хотя у данного коллектива немножко другой подход к творческому состоянию)... Из ныне играющих вообще слушаю только ПИКНИК, ДДТ и АЛИСУ — лишь они по сей день остаются теми, от кого я чего-то жду, чему-то учусь. Понимаете, бессмысленно хотеть, чтобы из года в год появлялись такие исполнители... А к музыкантам типа вами названных отношусь достаточно спокойно, как к кичу: они ничему не могут меня научить — как в музыкальном плане, так и в поэтическом.
— Первой музыкальной культурой, ставящей Слово на первое место, была авторская песня (потому и не всегда возможно отыскать грань между бардами и рок-исполнителями). Как вы смотрите на это явление? Любите Окуджаву, Высоцкого? Научились у них чему-нибудь?
— Нет, я все-таки больше поэтов читал. А Высоцкого с Окуджавой, конечно, слушал... Я вообще рос в краю, где западное влияние было сведено до минимума — существовали лишь пластинки из альманаха «Кругозор» (издавался такой журнал, может, кто-то помнит). Была только отечественная эстрада. Я до сих пор, приезжая домой, переслушиваю Ободзинского, Юрия Гуляева, Вертинского. Меня это согревает. Может быть, это память о детстве, может, еще что-то.
— Такое впечатление, что новые музыканты КАЛИНОВА МОСТА играют похуже «стариков». Тот же Смоленцев, можно сказать, был виртуозом. Нет?
— Не знаю... Надо сравнить последние два года выступлений и лишь потом делать вывод: виртуоз он или не виртуоз. Лично я не могу судить, лучше стала музыка или хуже, — просто Смоленцев ушел. С барабанщиком они занимаются сейчас собственным проектом.
— Интересный, кстати, вопрос задавали Гребенщикову: «Кого бы Вы предпочли: хорошего человека, но плохого музыканта или хорошего музыканта, но плохого человека?» БГ сказал, что раньше выбирал хороших людей, а сегодня — хороших музыкантов. А Вы бы как ответили?
— По-моему, плохой человек не может быть хорошим музыкантом. И наоборот. Я в понятие «музыкант» изначально вкладываю определённый смысл.
— Кстати, о БГ. Вот слушаешь его кассету, и кажется: «Да, вяловато.» А в Троицке его концерт недавно прошел... Что-то невообразимое: энергия, самоотдача!
— Безусловно Гребенщиков — мастер, он знает, как все это делается... Просто не хочется, чтобы все сводилось до уровня рефлекса, умения завести зал, изобразить самоотдачу. Хочется, чтоб было все органично, соответствовало твоему внутреннему настрою.
— А часто такие концерты получаются?
— Ну, получаются. Мне вот этот концерт в «Свалке», который в данную минуту по троицкому ТВ идет, понравился. Хорошо, что ваши ребята сняли. Репетиционный период у группы был очень краткий, приходилось заниматься с утра до ночи — концерты были назначены, отменять их нельзя, необходимо было ехать, мы готовились. А тут Витя с Васей играть отказались. Пришлось приложить кучу усилий: стали собирать ребят... Вы ведь понимаете: непросто сорвать человека с места, заставить куда-то ехать. Слава Богу, все отнеслись с пониманием. И, конечно, нагрузка сейчас большая... На того же Женю — он теперь играет на гитаре, хотя перед этим целых два года на басу играл; а живет он вообще в Чите. Проблема была большая — привезти его в Новосибирск... Но, слава Богу, справились, решили все вопросы. Качество игры, по-моему, увеличивается от концерта к концерту.
Мне вообще очень нравится сегодняшний состав. Давно уже, не скрою, мечтал играть с этими людьми: это и Олег Татаренко (басист), и Гера (барабанищик), и Владыкин (клавишник и баянист). Мне очень важно удержать этих музыкантов, потому что я вижу перспективу в творческом развитии, в записи альбома. Музыка становится пластичной, менее ограниченной, есть над чем работать... Этот репетиционный период вдохновил меня — показал, что все музыканты заведены, полны энтузиазма. Я очень доволен концертной деятельностью: происходит то, чего давно уже не было. Все концерты мы теперь прослушиваем, делаем выводы и так далее, и так далее... А три предыдущих года — это... закись такая происходила.
— Неужели на «Выворотне» ограниченная музыка? Это ж такой запредельный альбом...
— Ну «Выворотень»-то — это
90-й год. Тогда группа была. А в этот трехгодичный период все превратилось в следующее: я пою под гитару, ребята мне просто подыгрывают. Музыкальная работа (в моем понимании слова «музыка») как таковая отсутствовала... А на «Выворотне» была ГРУППА.
— А Вы слушаете свои старые альбомы?
— Да, конечно. Мне все пластинки дороги — и как приобретенный опыт, и как воспоминания о прошлом.
— Хорошее раньше было время?
— Безусловно! Но оно и сейчас хорошее... Песни пишутся. Есть люди, с которыми можно и хочется их исполнять. Есть слушатель, посещающий концерты, поддерживающий нас.
Беседовали Сергей РЯЗАНОВ, Сергей ФЕКЛЮНИН